Imma awesome
Читайте. Лично я не пожалел.
"Вставай!" - закричал устроитель аттракциона. И вот в темном углу комнаты зашевелилось то, что раньше казалось грудой грязных тряпок. Медленно, как привидение, стала подниматься нечеловеческая тень, понемногу стягивая с себя красную простыню. В комнате распространился запах гнилых фруктов.
Наконец Джозеф Кари Меррик встал. В полумраке старой лавки, где когда-то вел свою торговлю зеленщик, он отбрасывал странную тень; его фигура казалась ужасной карикатурой на человеческое существо из какого-то ночного кошмара. Как у всех людей, у него имелись и руки и ноги. Но его голова, лицо и одна. рука были столь причудливо деформированы, что он скорее казался каким-то диким зверем с огромным, болтающимся хоботом-носом. Вот он, "человек-слон", несчастный уродец Джозеф Меррик, второй номер аттракциона, проводящегося в лавке дома номер 123 по Уайтчапел-роуд в Лондоне.
Снаружи палатки, напротив знаменитого лондонского госпиталя, грубо намалеванная табличка возвещала о самом необычном феномене викторианской Англии. Уродство Меррика привлекало столько народу, что устроитель аттракциона без труда собирал с каждого желающего на него посмотреть по два пенни. "Человек-слон" приносил большую выгоду.
В 1884 году молодой и честолюбивый хирург из лондонского госпиталя однажды перешел улицу, чтобы разглядеть табличку, болтавшуюся на окне и еще издалека привлекшую его внимание. Фредерик Тревес, который некоторое время спустя стал сэром дериком, так описывает свое первое впечатление от этой "афиши": "Это было очень грубое изображение какого-то жуткого существа, каких можно увидеть только в кошмарном сне.
Оно имело фигуру человека с чертами слона. Превращение не зашло чересчур далеко. Все-таки -существо было больше человеком, чем зверем. И именно то, что это был человек, и казалось самой отталкивающей чертой этого создания. Не возникало ни малейшего сострадания, которое вызывают другие убогие и калечные люди, не было там и намеренного гротеска, а одно голое указание на человека, которого превратили в животное. Какая-то зелень внизу плаката изображала джунгли и, видимо, должна была внушить мысль, что именно там, среди этих сорняков, и проходила жизнь этого странного существа".
Зайдя в палатку, Тревес впервые встретился с "человеком-слоном". Страдалец Меррик, в то время 21 года от роду, стоял голый по пояс, босой, в одних красных панталонах на несколько размеров больше, чем ему было нужно. Какое-то заболевание бедра сделало его хромым, и из-за этого он мог поворачиваться направо только при помощи палки. Кости его головы разрослись настолько, что по ширине она была равна туловищу; один глаз практически исчез, а вторая опухоль так скривила ему рот, что он напоминал раструб.
Тревес описывает его лицо совершенно бесстрастно и жестко, как некоего туземного идола. Обе ступни и одна рука тоже опухли, искривились и были мало пригодны для какой-либо работы, скорее напоминая весла, с атрофированными, распухшими пальцами. И напротив, вторая рука была правильной формы с мягкой кожей и деликатной, чувствительной кистью.
По свидетельству очевидцев, когда Тревес увидел столь редкостного урода, он зашатался от представшего его глазам зрелища: "Мясистый отросток свисал у него со лба наподобие хобота слона. Губчатый нарост покрывал шею. Волосяного покрова совершенно не было.
На лбу один глаз. Над верхней челюстью нависал, выпячиваясь, костный нарост. Нос отсутствовал. По всему телу складками свисала сморщенная кожа. Правая рука напоминала плавник. Из-за опухлости ступней он не мог ходить, разве что еле передвигаться, шаркай ногами. Вдобавок ко всему его уронили, когда он был грудным младенцем, поэтому позвоночник его искривился". А один из коллег Тревеса впоследствии говорило Меррике так: "У бедняги были изуродованы туловище, лицо, голова и конечности. Его кожа была жирной и свисала, как у слона, складками на бока". Отсюда и его прозвище.
О раннем периоде жизни Меррика, который тогда казался не чем иным, как участником ужасного аттракциона, пользующегося большим спросом в Лондоне, известно мало. Однако, согласно его свидетельству о рождении, он появился на свет 5 августа 1862 года в семье Джозефа Рокли Меррика и Мери Джейн Меррик, в доме номер 50 по улице Ли в Лестере. Его мать была инвалидом, и жилищем им служил простой сарай, а вскоре после рождения Джозеф Меррик ока^ зался в приюте. Насколько помнил он сам, его всегда выставляли напоказ как диковинку, и он переходил из рук одного содержателя аттракциона к другому. Он умел говорить, но из-за ужасных деформаций лица мало кто мог разобрать его слова.
Единственная жизнь, которую Меррик знал, - это быть чудищем на какой-нибудь ярмарке, служить предметом насмешек толпы, вызывать отвращение или зловещие толки. Он всегда был в окружении зевак, которые хохотали, разглядывая его несчастное тело. И конечно, он никогда не знал нормальной жизни. Известно, что Меррик уже тогда умел читать, но единственными книгами, которые он смог достать, были Библия и дешевые романы. Его ум был развит по-детски, и об окружающем мире он практически ничего +ie знал. Его представление о радости и удовольствии было связано с тихим одиночеством в запертой комнате.
После долгих уговоров Тревесу удалось, на время отнять "человека-слона" у его попечителя. Устроитель аттракциона Том Норман согласился на то, чтобы хирург осмотрел его подопечного. Осмотр был проведен, но через сутки полиция закрыла аттракцион на Уайтчапел-роуд, а Меррик и Норман скрылись. Меррик бежал на континент и поменял множество хозяев.
Но в европейских странах демонстрации "человека-слона" повсеместно запрещали, считая, что это зрелище слишком отвратительно для глаз граждан. Наконец несчастный оказался в Брюсселе и практически перестал передвигаться. Его последний хозяин отнял у него все сбережения, выдал билет на поезд до Лондона и заявил, что больше не собирается о нем заботиться. Меррик остался один, без денег, никому не нужный. Странный, робкий человек, он закрывал лицо большой шапкой, чтобы избежать расспросов и разглядываний.
Тревес в своем очерке жизни "человека-слона" так описывает его путешествие домой: "Можно представить себе это странствие. Меррик был в своей экзотической уличной одежде. Толпа загнала его, хромающего, на пристань. Там все пытались забежать вперед, чтобы поглазеть на него. Распахивали края плаща, чтобы рассмотреть его тело. Он пытался скрыться в поезде или в каком-то темном углу на корабле, но нигде не мог избавиться от множества любопытных глаз и шепотка страха и отвращения. В кошельке у него оставалось несколько пенни, и не на что было ни есть, ни пить. Даже обезумевшая от страха собака с кличкой на ошейнике вызвала бы у людей большую симпатию.
Каким-то образом ему удалось добраться до станции "Ливерпульская улица" в Лондоне, где его, истощенного и перепуганного, нашла в самом темном углу полиция. В руке он сжимал свое единственное имущество - визитную карточку Фредерика Тревеса.
Хирурга вызвали, и он провел существо, которое немедленно узнал, сквозь толпу зевак до такси и привез в лондонский госпиталь. Здесь появилась надежда обеспечить Меррику временное убежище, несмотря на строгие правила, запрещавшие держать в госпитале пациентов с хроническими, неизлечимыми болезнями.
Тревесу удалось убедить управляющий комитет госпиталя, что в данном случае надо сделать исключение. Так началась вторая жизнь "человека-слона". Специальный комитет отправил письмо в редакцию газеты "Тайме" с просьбой о сборе пожертвований. За неделю набралось достаточно денег, чтобы обеспечить Меррика средствами до конца жизни. Его поселили в тихой, изолированной комнате. Здесь Тревес смог приступить к трудной и долгой работе по реабилитации своего пациента. Мало-помалу он научился понимать речь Меррика.
И тут сделал одно открытие, которое лишь усугубило трагизм всей этой истории. В большинстве случаев такого крайнего физического уродства, считал Тревес, люди отличаются умственной недоразвитостью и слабым пониманием происходящего, что помогает им пережить с наименьшими потерями свою беду и все, что из этого следует. Но Меррику повезло - или не повезло? - и его ум оказался весьма развит; он вполне понимал, насколько отличается от других людей, и остро переживал дефицит человеческой любви.
Тревес писал: "Те, кто интересуются эволюцией личности, должны представить себе, какое влияние могла оказать грубая жизнь на человека чувствительного и умного. Было бы логично, если бы он превратился в злобного мизантропа, ненавидящего всех людей, или, наоборот, в деградировавшего с отчаяния идиота. Однако с Мерриком ничего подобного не случилось. Он прошел сквозь огонь и остался целым.
Его тяжелая жизнь только прибавила его душе благородства. Он оказался существом нежным, тонким и достойным любви, свободным от какой-либо формы циничного восприятия жизни или отвращения к ней. У него не было обиды ни на кого. Никогда я не слышал, чтобы он жаловался на свою загубленную жизнь или неприязненно вспоминал обращение с собой бесчувственных устроителей аттракционов. Его благодарность по отношению к тем, с кем он встречался, была необычайно трогательной в своей искренности и выразительна своей детской простотой".
Постепенно под влиянием Тревеса состояние Меррика улучшалось. Однако он по-прежнему был в тревоге. Он знал, что его пребывание в лондонском госпитале не будет постоянным. "Когда меня переведут? - спрашивал он Тревеса. - И куда?" Он трогательно упрашивал отправить его куда-нибудь на маяк или в приют для слепых, где он по крайней мере был бы свободен от насмешек над своей внешностью. Мало-помалу здоровье Меррика улучшалось, и с каждым днем росло его доверие. "Я с каждым часом становлюсь все более и более счастлив", - говорил он Тревесу, и эта радость подсказала талантливому хирургу провести еще один эксперимент.
Тревес уговорил свою молодую знакомую нанести визит Меррику и какое-то время побеседовать с ним. Когда девушка вошла в комнату несчастного, то улыбнулась и протянула ему руку. Меррик склонил свою огромную голову на грудь и разрыдался. Но это не были слезы печали. Ведь ему было всего 23 года, и в нем была сильно развита нежность ко всему красивому. И в первый раз в его ' жизни красивая женщина ему улыбнулась и даже протянула руку.
Это переживание ознаменовало поворотный момент в жизни Меррика. Слава о нем распространилась далеко за стенами госпиталя, и многие выказали большое желание познакомиться со знаменитым ком-слоном". Им разрешали посещать его, лишь когда они вели себя как гости, а не искатели сенсаций. Вскоре комнату Меррика уже украшало множество фотографий представителей высшего слоя викторианского общества, которые приходили его навестить. Но главная радость в его жизни еще была впереди...
Однажды он был удостоен визита такой знатной персоны, как сама принцесса Уэльская (в будущем королева Александра). Она пришла специально, чтобы попить с Мерриком чаю. И это посещение стало лишь первым из многих проявлений ее милосердия, которые Тревес впоследствии так описывал в своих рассказах о жизни "человека-слона": "Каждый год королева присылала ему поздравления к Рождеству, написанные ее собственной рукой.
Один раз она прислала свою фотографию с подписью. Меррик очень развод- . новался и отнесся к этой фотографии как к святыне и даже едва дал мне на нее поглядеть. Он рыдал над ней, а после того как: фотокарточку вставили 'в рамку, повесил ее на стену, будто икону. Затем он сказал, что должен написать Ее Королевскому Высочеству и поблагодарить за такую милость. И сделал это с большим изяществом, хотя раньше никогда не писал писем просто потому, что их некому было посылать.
Я позволил отослать это письмо при условии, что оно не будет нигде напечатано. Оно начиналось "Моя Дорогая принцесса" и заканчивалось словами "Искренне Ваш". Не будучи слишком грамотно написанным, это письмо выразило его чувства с искусностью, которой может позавидовать любой придворный".
Жизнь "человека-слона" продолжала его радовать, и он стал чаще выходить за пределы госпиталя. Одна знаменитая актриса тех времен' прислала ему приглашение в частную ложу театра Дрыори Лейн. Меррик отправился туда в сопровождении свиты из медсестер и в своих ночных одеждах.
И, как зачарованный, глядел на выступление группы мимов. Представление произвело на него огромное впечатление, хотя и несколько необычное. Ему не приходило в голову, что увиденное не было частью реальной жизни. Много. позже после этого визита он говорил о персонажах пьесы как о живых людях, как будто все происходившее на сцене случилось на самом деле.
Однажды ему было разрешено посетить квартиру самого Тревеса, где каждая комната привела его в восхищение. Он раньше читал описания меблированных комнат, но никогда не бывал внутри настоящего дома. Затем ему посчастливилось пожить в уединенной хижине лесника и погулять на природе. И раньше, во время своего путешествия, он часто видел деревья и поля, но никогда еще не гулял по лесу и не сорвал ни одного цветка. Пребывание на природе стало для Меррика самой счастливой порой жизни.
В восторге он писал о своих переживаниях Тревесу, присылая маргаритки, одуванчики и лютики - самые простые цветы, которые были для него столь редкими и прекрасными. В своих письмах он рассказывал .о разных птицах, о том, как вспугнул в поле зайца, или как подружился со свирепым псом, или наблюдал за форелью в ручье.
После нескольких недель, проведенных на природе, Меррик вернулся в госпиталь, счастливый оттого, что оказался дома с привычными ему вещами. Он все больше и больше ощущал себя обычным человеком. Но его уродство, как оказалось, прогрессировало. Отчет хирурга показывает, как ухудшалось его состояние:
"Костиая масса и свисающие складки кожи постоянно росли. Увеличивались в размерах верхняя челюсть и ткани вокруг нее - так называемый хобот, так что все труднее и труднее стало понимать его речь. Однако самым серьезным было увеличение размеров головы. Она стала так тяжела, что он уже не мог держать ее поднятой. Он спал сидя, держась руками за лодыжки и положив голову на колени. Когда же он пытался тянуться на кровати, его тяжелая голова настолько откидывалась назад, что вызывала ощущение удушья".
Однажды ночью в апреле 1890 года Джозеф Кери Меррик, "человек-слон", был найден мертвым в своей кровати. Он умер от отчаянного желания быть как все. И отважился на страшный эксперимент - лег спать, вытянувшись на кровати ртом наверх. Массивная голова свесилась со спинки кровати, придавив нежное дыхательное горло, и один из самых ужасных в истории уродор испустил дух. Он умер, как и многие уроды, с желанием быть похожим на остальных людей.
После смерти Меррика Тревесу пришлось заняться мучительной работой - он извлек из тела кости "человека-слона" и собрал их заново в жуткий скелет, который можно видеть и сегодня. Надо сказать, что психологически это была очень тяжелая задача даже для хирурга высокой квалификации - ведь он успел привязаться к своему странному пациенту.
Человеку, которого он когда-то описал как "самого отталкивающего представителя человеческого рода", Тревес посвятил такую эпитафию: "Как человеческое существо из плоти, Меррик был отвратительно уродлив, но его душа, если бы ее можно было увидеть, показалась бы нам принадлежащей человеку благородному и героическому, чистому и мягкому, с глазами, сияющими теплым огнем".
"Вставай!" - закричал устроитель аттракциона. И вот в темном углу комнаты зашевелилось то, что раньше казалось грудой грязных тряпок. Медленно, как привидение, стала подниматься нечеловеческая тень, понемногу стягивая с себя красную простыню. В комнате распространился запах гнилых фруктов.
Наконец Джозеф Кари Меррик встал. В полумраке старой лавки, где когда-то вел свою торговлю зеленщик, он отбрасывал странную тень; его фигура казалась ужасной карикатурой на человеческое существо из какого-то ночного кошмара. Как у всех людей, у него имелись и руки и ноги. Но его голова, лицо и одна. рука были столь причудливо деформированы, что он скорее казался каким-то диким зверем с огромным, болтающимся хоботом-носом. Вот он, "человек-слон", несчастный уродец Джозеф Меррик, второй номер аттракциона, проводящегося в лавке дома номер 123 по Уайтчапел-роуд в Лондоне.
Снаружи палатки, напротив знаменитого лондонского госпиталя, грубо намалеванная табличка возвещала о самом необычном феномене викторианской Англии. Уродство Меррика привлекало столько народу, что устроитель аттракциона без труда собирал с каждого желающего на него посмотреть по два пенни. "Человек-слон" приносил большую выгоду.
В 1884 году молодой и честолюбивый хирург из лондонского госпиталя однажды перешел улицу, чтобы разглядеть табличку, болтавшуюся на окне и еще издалека привлекшую его внимание. Фредерик Тревес, который некоторое время спустя стал сэром дериком, так описывает свое первое впечатление от этой "афиши": "Это было очень грубое изображение какого-то жуткого существа, каких можно увидеть только в кошмарном сне.
Оно имело фигуру человека с чертами слона. Превращение не зашло чересчур далеко. Все-таки -существо было больше человеком, чем зверем. И именно то, что это был человек, и казалось самой отталкивающей чертой этого создания. Не возникало ни малейшего сострадания, которое вызывают другие убогие и калечные люди, не было там и намеренного гротеска, а одно голое указание на человека, которого превратили в животное. Какая-то зелень внизу плаката изображала джунгли и, видимо, должна была внушить мысль, что именно там, среди этих сорняков, и проходила жизнь этого странного существа".
Зайдя в палатку, Тревес впервые встретился с "человеком-слоном". Страдалец Меррик, в то время 21 года от роду, стоял голый по пояс, босой, в одних красных панталонах на несколько размеров больше, чем ему было нужно. Какое-то заболевание бедра сделало его хромым, и из-за этого он мог поворачиваться направо только при помощи палки. Кости его головы разрослись настолько, что по ширине она была равна туловищу; один глаз практически исчез, а вторая опухоль так скривила ему рот, что он напоминал раструб.
Тревес описывает его лицо совершенно бесстрастно и жестко, как некоего туземного идола. Обе ступни и одна рука тоже опухли, искривились и были мало пригодны для какой-либо работы, скорее напоминая весла, с атрофированными, распухшими пальцами. И напротив, вторая рука была правильной формы с мягкой кожей и деликатной, чувствительной кистью.
По свидетельству очевидцев, когда Тревес увидел столь редкостного урода, он зашатался от представшего его глазам зрелища: "Мясистый отросток свисал у него со лба наподобие хобота слона. Губчатый нарост покрывал шею. Волосяного покрова совершенно не было.
На лбу один глаз. Над верхней челюстью нависал, выпячиваясь, костный нарост. Нос отсутствовал. По всему телу складками свисала сморщенная кожа. Правая рука напоминала плавник. Из-за опухлости ступней он не мог ходить, разве что еле передвигаться, шаркай ногами. Вдобавок ко всему его уронили, когда он был грудным младенцем, поэтому позвоночник его искривился". А один из коллег Тревеса впоследствии говорило Меррике так: "У бедняги были изуродованы туловище, лицо, голова и конечности. Его кожа была жирной и свисала, как у слона, складками на бока". Отсюда и его прозвище.
О раннем периоде жизни Меррика, который тогда казался не чем иным, как участником ужасного аттракциона, пользующегося большим спросом в Лондоне, известно мало. Однако, согласно его свидетельству о рождении, он появился на свет 5 августа 1862 года в семье Джозефа Рокли Меррика и Мери Джейн Меррик, в доме номер 50 по улице Ли в Лестере. Его мать была инвалидом, и жилищем им служил простой сарай, а вскоре после рождения Джозеф Меррик ока^ зался в приюте. Насколько помнил он сам, его всегда выставляли напоказ как диковинку, и он переходил из рук одного содержателя аттракциона к другому. Он умел говорить, но из-за ужасных деформаций лица мало кто мог разобрать его слова.
Единственная жизнь, которую Меррик знал, - это быть чудищем на какой-нибудь ярмарке, служить предметом насмешек толпы, вызывать отвращение или зловещие толки. Он всегда был в окружении зевак, которые хохотали, разглядывая его несчастное тело. И конечно, он никогда не знал нормальной жизни. Известно, что Меррик уже тогда умел читать, но единственными книгами, которые он смог достать, были Библия и дешевые романы. Его ум был развит по-детски, и об окружающем мире он практически ничего +ie знал. Его представление о радости и удовольствии было связано с тихим одиночеством в запертой комнате.
После долгих уговоров Тревесу удалось, на время отнять "человека-слона" у его попечителя. Устроитель аттракциона Том Норман согласился на то, чтобы хирург осмотрел его подопечного. Осмотр был проведен, но через сутки полиция закрыла аттракцион на Уайтчапел-роуд, а Меррик и Норман скрылись. Меррик бежал на континент и поменял множество хозяев.
Но в европейских странах демонстрации "человека-слона" повсеместно запрещали, считая, что это зрелище слишком отвратительно для глаз граждан. Наконец несчастный оказался в Брюсселе и практически перестал передвигаться. Его последний хозяин отнял у него все сбережения, выдал билет на поезд до Лондона и заявил, что больше не собирается о нем заботиться. Меррик остался один, без денег, никому не нужный. Странный, робкий человек, он закрывал лицо большой шапкой, чтобы избежать расспросов и разглядываний.
Тревес в своем очерке жизни "человека-слона" так описывает его путешествие домой: "Можно представить себе это странствие. Меррик был в своей экзотической уличной одежде. Толпа загнала его, хромающего, на пристань. Там все пытались забежать вперед, чтобы поглазеть на него. Распахивали края плаща, чтобы рассмотреть его тело. Он пытался скрыться в поезде или в каком-то темном углу на корабле, но нигде не мог избавиться от множества любопытных глаз и шепотка страха и отвращения. В кошельке у него оставалось несколько пенни, и не на что было ни есть, ни пить. Даже обезумевшая от страха собака с кличкой на ошейнике вызвала бы у людей большую симпатию.
Каким-то образом ему удалось добраться до станции "Ливерпульская улица" в Лондоне, где его, истощенного и перепуганного, нашла в самом темном углу полиция. В руке он сжимал свое единственное имущество - визитную карточку Фредерика Тревеса.
Хирурга вызвали, и он провел существо, которое немедленно узнал, сквозь толпу зевак до такси и привез в лондонский госпиталь. Здесь появилась надежда обеспечить Меррику временное убежище, несмотря на строгие правила, запрещавшие держать в госпитале пациентов с хроническими, неизлечимыми болезнями.
Тревесу удалось убедить управляющий комитет госпиталя, что в данном случае надо сделать исключение. Так началась вторая жизнь "человека-слона". Специальный комитет отправил письмо в редакцию газеты "Тайме" с просьбой о сборе пожертвований. За неделю набралось достаточно денег, чтобы обеспечить Меррика средствами до конца жизни. Его поселили в тихой, изолированной комнате. Здесь Тревес смог приступить к трудной и долгой работе по реабилитации своего пациента. Мало-помалу он научился понимать речь Меррика.
И тут сделал одно открытие, которое лишь усугубило трагизм всей этой истории. В большинстве случаев такого крайнего физического уродства, считал Тревес, люди отличаются умственной недоразвитостью и слабым пониманием происходящего, что помогает им пережить с наименьшими потерями свою беду и все, что из этого следует. Но Меррику повезло - или не повезло? - и его ум оказался весьма развит; он вполне понимал, насколько отличается от других людей, и остро переживал дефицит человеческой любви.
Тревес писал: "Те, кто интересуются эволюцией личности, должны представить себе, какое влияние могла оказать грубая жизнь на человека чувствительного и умного. Было бы логично, если бы он превратился в злобного мизантропа, ненавидящего всех людей, или, наоборот, в деградировавшего с отчаяния идиота. Однако с Мерриком ничего подобного не случилось. Он прошел сквозь огонь и остался целым.
Его тяжелая жизнь только прибавила его душе благородства. Он оказался существом нежным, тонким и достойным любви, свободным от какой-либо формы циничного восприятия жизни или отвращения к ней. У него не было обиды ни на кого. Никогда я не слышал, чтобы он жаловался на свою загубленную жизнь или неприязненно вспоминал обращение с собой бесчувственных устроителей аттракционов. Его благодарность по отношению к тем, с кем он встречался, была необычайно трогательной в своей искренности и выразительна своей детской простотой".
Постепенно под влиянием Тревеса состояние Меррика улучшалось. Однако он по-прежнему был в тревоге. Он знал, что его пребывание в лондонском госпитале не будет постоянным. "Когда меня переведут? - спрашивал он Тревеса. - И куда?" Он трогательно упрашивал отправить его куда-нибудь на маяк или в приют для слепых, где он по крайней мере был бы свободен от насмешек над своей внешностью. Мало-помалу здоровье Меррика улучшалось, и с каждым днем росло его доверие. "Я с каждым часом становлюсь все более и более счастлив", - говорил он Тревесу, и эта радость подсказала талантливому хирургу провести еще один эксперимент.
Тревес уговорил свою молодую знакомую нанести визит Меррику и какое-то время побеседовать с ним. Когда девушка вошла в комнату несчастного, то улыбнулась и протянула ему руку. Меррик склонил свою огромную голову на грудь и разрыдался. Но это не были слезы печали. Ведь ему было всего 23 года, и в нем была сильно развита нежность ко всему красивому. И в первый раз в его ' жизни красивая женщина ему улыбнулась и даже протянула руку.
Это переживание ознаменовало поворотный момент в жизни Меррика. Слава о нем распространилась далеко за стенами госпиталя, и многие выказали большое желание познакомиться со знаменитым ком-слоном". Им разрешали посещать его, лишь когда они вели себя как гости, а не искатели сенсаций. Вскоре комнату Меррика уже украшало множество фотографий представителей высшего слоя викторианского общества, которые приходили его навестить. Но главная радость в его жизни еще была впереди...
Однажды он был удостоен визита такой знатной персоны, как сама принцесса Уэльская (в будущем королева Александра). Она пришла специально, чтобы попить с Мерриком чаю. И это посещение стало лишь первым из многих проявлений ее милосердия, которые Тревес впоследствии так описывал в своих рассказах о жизни "человека-слона": "Каждый год королева присылала ему поздравления к Рождеству, написанные ее собственной рукой.
Один раз она прислала свою фотографию с подписью. Меррик очень развод- . новался и отнесся к этой фотографии как к святыне и даже едва дал мне на нее поглядеть. Он рыдал над ней, а после того как: фотокарточку вставили 'в рамку, повесил ее на стену, будто икону. Затем он сказал, что должен написать Ее Королевскому Высочеству и поблагодарить за такую милость. И сделал это с большим изяществом, хотя раньше никогда не писал писем просто потому, что их некому было посылать.
Я позволил отослать это письмо при условии, что оно не будет нигде напечатано. Оно начиналось "Моя Дорогая принцесса" и заканчивалось словами "Искренне Ваш". Не будучи слишком грамотно написанным, это письмо выразило его чувства с искусностью, которой может позавидовать любой придворный".
Жизнь "человека-слона" продолжала его радовать, и он стал чаще выходить за пределы госпиталя. Одна знаменитая актриса тех времен' прислала ему приглашение в частную ложу театра Дрыори Лейн. Меррик отправился туда в сопровождении свиты из медсестер и в своих ночных одеждах.
И, как зачарованный, глядел на выступление группы мимов. Представление произвело на него огромное впечатление, хотя и несколько необычное. Ему не приходило в голову, что увиденное не было частью реальной жизни. Много. позже после этого визита он говорил о персонажах пьесы как о живых людях, как будто все происходившее на сцене случилось на самом деле.
Однажды ему было разрешено посетить квартиру самого Тревеса, где каждая комната привела его в восхищение. Он раньше читал описания меблированных комнат, но никогда не бывал внутри настоящего дома. Затем ему посчастливилось пожить в уединенной хижине лесника и погулять на природе. И раньше, во время своего путешествия, он часто видел деревья и поля, но никогда еще не гулял по лесу и не сорвал ни одного цветка. Пребывание на природе стало для Меррика самой счастливой порой жизни.
В восторге он писал о своих переживаниях Тревесу, присылая маргаритки, одуванчики и лютики - самые простые цветы, которые были для него столь редкими и прекрасными. В своих письмах он рассказывал .о разных птицах, о том, как вспугнул в поле зайца, или как подружился со свирепым псом, или наблюдал за форелью в ручье.
После нескольких недель, проведенных на природе, Меррик вернулся в госпиталь, счастливый оттого, что оказался дома с привычными ему вещами. Он все больше и больше ощущал себя обычным человеком. Но его уродство, как оказалось, прогрессировало. Отчет хирурга показывает, как ухудшалось его состояние:
"Костиая масса и свисающие складки кожи постоянно росли. Увеличивались в размерах верхняя челюсть и ткани вокруг нее - так называемый хобот, так что все труднее и труднее стало понимать его речь. Однако самым серьезным было увеличение размеров головы. Она стала так тяжела, что он уже не мог держать ее поднятой. Он спал сидя, держась руками за лодыжки и положив голову на колени. Когда же он пытался тянуться на кровати, его тяжелая голова настолько откидывалась назад, что вызывала ощущение удушья".
Однажды ночью в апреле 1890 года Джозеф Кери Меррик, "человек-слон", был найден мертвым в своей кровати. Он умер от отчаянного желания быть как все. И отважился на страшный эксперимент - лег спать, вытянувшись на кровати ртом наверх. Массивная голова свесилась со спинки кровати, придавив нежное дыхательное горло, и один из самых ужасных в истории уродор испустил дух. Он умер, как и многие уроды, с желанием быть похожим на остальных людей.
После смерти Меррика Тревесу пришлось заняться мучительной работой - он извлек из тела кости "человека-слона" и собрал их заново в жуткий скелет, который можно видеть и сегодня. Надо сказать, что психологически это была очень тяжелая задача даже для хирурга высокой квалификации - ведь он успел привязаться к своему странному пациенту.
Человеку, которого он когда-то описал как "самого отталкивающего представителя человеческого рода", Тревес посвятил такую эпитафию: "Как человеческое существо из плоти, Меррик был отвратительно уродлив, но его душа, если бы ее можно было увидеть, показалась бы нам принадлежащей человеку благородному и героическому, чистому и мягкому, с глазами, сияющими теплым огнем".
-
-
11.06.2010 в 09:21-
-
11.06.2010 в 10:56-
-
11.06.2010 в 12:04-
-
11.06.2010 в 12:05-
-
11.06.2010 в 12:10-
-
11.06.2010 в 12:55-
-
11.06.2010 в 18:30-
-
11.06.2010 в 21:41-
-
11.06.2010 в 21:46-
-
13.06.2010 в 05:59Как говорит один мой знакомый... "ЕБИСЬ ТЫ В РОТ, ФРЕНДЛЕНТА!" - мол, если не нравится, что он ничего подкат не прячет, так отписывайтесь.
Здесь же, я считаю, тег "MORE" тем более неуместен, что каждому стоит прочесть эту статью. И если человек её не убрал подкат, значит, он сделал это намеренно.
И теперь о статье.
Действительно же странно, что он не огрубел душой и не стал мизантропом... Хотя, я лично знакома с одной уродливой девушкой - она тучная, с рожистым воспалением на пол-лица, с кривым позвоночником - выглядит, как Баба Яга из детских кошмаров... Работает в приюте для стариков - я не знаю другого такого доброго человека, с таким чистым сердцем, искренне любящим людей... Её не любят мужчины, у неё нет семьи - от неё родители в роддоме отказались - но зато её любят все, кто с ней знаком, и есть, за что.
А Меррик... мне казалось, что он страшнее, а он терпимо ещё выглядит:
Но, конечно, всё равно уродлив... Больше всего жалко, как он умер - в стремлении быть обычным человеком, к которому, на мой взгляд, не стоит стремиться - но это, конечно, я со своей колокольни сужу, как человек, уже являющийся обычным... Если бы я выглядела так, как он, то в силу своего характера, наверное, просто шагнула бы под поезд, не вынеся травли...
И я даже не знаю, изменилось ли что-то в нашем мире - сперва я подумала, что, мол, надо учитывать, какое тогда было время, плюс плотность населения и численность - и уже исходя из этого можно предположить, что люди, в большинстве своём малограмотные и необразованные, больше смеялись над Джозефом, чем если бы он жил в наше время... Но сейчас я понимаю, что люди-то во всё время одинаковые, и что мы так никогда и не отучимся бояться непонятного, диковинного и необычного, и так и не сможем никогда стать чуточку добрее и терпимее к тем, кто не похож на нас.
В общем, печально это всё.